МЕЖЪЯЗЫКОВОЕ ЛЕКСИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ <...>

Проект реализован при поддержке Российского гуманитарного научного фонда

При поддержке РГНФ - грант  № 12-04-12050

Электронная база данных «Географическая терминология Европейского севера России»


Поиск
Сокращения

О.А. Теуш

МЕЖЪЯЗЫКОВОЕ ЛЕКСИЧЕСКОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НА ЕВРОПЕЙСКОМ СЕВЕРЕ РОССИИ  (в сфере географической терминологии)[1]

Европейский север России - регион полиэтнический: при том, что на всей этой территории живут русские, здесь издавна обитают и представители других народов. Почти полностью русскоязычными (хотя в прошлом это было не так) являются территория современной Вологодской области и большая часть Архангельской области[2]. Административные границы этих двух областей практически совпадают с этническими: на западе проживают карелы и вепсы, на востоке - коми. Кроме того, северо-восточной частью Архангельской области является Ненецкий автономный округ[3]. Таким образом, этот большой регион оказывается населенным представителями двух языковых семей: индоевропейской и уральской.

Предки перечисленных народов пришли на Европейский север России в разное время и им всем пришлось осваивать этот сложный в климатическом и географическом отношении регион. При всем разнообразии ландшафт Европейского севера России достаточно однороден: здесь много болот и низин, разветвленные речные системы, обширные леса, сравнительно невысокие возвышенности. У каждого народа, населяющего регион, выработалась своя система географических терминов, семантическое наполнение которой определялось не только особенностями ландшафта, но и образом жизни, хозяйственными занятиями населения. Большую роль в формировании географической лексики различных языков сыграли в этом регионе и межъязыковые контакты. Тесные связи проживающих на Европейском севере России народов и глубокое языковое взаимодействие привели к тому, что ряд терминов, обозначающих географические реалии, стал общим для нескольких или даже для всех языков региона. В настоящий момент можно говорить об интернационализации целого комплекса географических лексем и существовании межъязыковой системы географической лексики.

С точки зрения источников возникновения, ведущая роль в формировании общего фонда географической терминологии (в дальнейшем - ОФГТ) на Европейском севере России принадлежит русскому языку. Это, безусловно, связано с тем, что русское население оказалось самым многочисленным, а русский язык стал государственным языком и языком межнационального общения.

Из русского в другие языки заимствованы термины административно-территориального деления, такие как карел. okolišša 'окружающая местность, округа' [KKS III, 20] (< русск. околица), poselennie 'поселок ссыльных' [KKS IV, 405] (< русск. поселение ), stanišša 'место жительства' [KKS V, 513] (< русск. станица), коми курень 'деревня' [ССКЗД, 99] (< русск. курень 'изба, дом' [СРНГ 16, 120][4]), пöчинок, пöчинöк, починöк  'починок' [ССКЗД, 301] (< русск. починок 'новая деревня, возникшая в результате переселения жителей старой деревни или другой местности'). Большое количество таких терминов распространилось почти по всему рассматриваемому региону. Сюда входят несколько лексем, номинирующих территории, населенные районы:

русск. волость > карел. volośt΄i 'волость' [Пунжина СКЯ, 342][5], коми вöлöсьт, вöлэсьт, вöлöсь, вöлэсь 'волость, село' [ССКЗД, 65], вöлöсть 'волость', 'волостное село (село, где находится центр волости)', 'село, селение, населенный пункт' [КРС, 131-132], ср. также фин. volosti 'волость' [ФРС, 754];

русск. область > коми обласьт, облась, öблась [ССКЗД, 256], нен. область, область, облась [НРС, 425] 'область';

русск. округ > коми округ [КРС2, 455], нен. округ, окрук [НРС, 426] 'округ';

русск. округа > карел. okru(u)ka 'район или округ' [KKS III, 20], коми ökruga 'то же' [Wiedemann, 215].

Слова волость и область по происхождению являются однокоренными и синонимичны в качестве административно-территориальных терминов в русском языке. Вместе с тем эти лексемы противопоставлены в диахронии: слово волость - историзм, широко употреблявшийся в дореволюционной России в качестве обозначения административно-социальной единицы, тогда как термин область, называвший ранее окраинную территорию в Российском государстве, получил статус одного из основных официальных обозначений регионов в постреволюционное время в СССР. Присутствие обеих лексических единиц в ОФГТ, вероятно, указывает на то, что они были заимствованы в языки Европейского севера России последовательно, согласно смене систем административно-территориального деления в России/СССР.

Однокоренные термины округ и округа также противопоставлены друг другу: округ - слово современного русского литературного языка, имеющее статус административно-террриториального термина, округа - просторечная лексема, в прошлом, однако, употреблявшаяся и в качестве  термина[6]. Показательно, что слово округ заимствовано коми и ненцами, которые проживают в рамках или вблизи регионов, имеющих в современной России статус округа (Ненецкий автономный округ, Коми-пермяцкий автономный округ), и не заимствовано прибалтийскими финнами, вблизи территорий которых нет официальных округов.

Параллелизм пар волость/область, округа/округ в семантике и времени бытования позволяет предполагать в качестве причины их заимствования в финно-угорские и ненецкий языки воздействие единых систем административно-социального деления в России, созданных на базе русского языка и не имевших переводных аналогов в языках других народов.

Среди терминов административно-территориального деления в составе ОФГТ многочисленны названия населенных пунктов:

русск. деревня > вепс. d΄eŕuun, d΄erōn, d΄erevń [СВЯ, 68], коми деревня [ССКЗД, 99; КРС, 186] 'деревня';

русск. жило 'жилое место, населенный пункт' > вепс. žiл(о) 'жилье (селение)' [СВЯ, 552], карел. žiilo 'жило, куст деревень, группа близко расположенных населенных пунктов' [Пунжина СКЯ, 289], коми жыло 'жилье, деревня' [ССКЗД, 126];

русск. погост 'селение, где находится церковь' > вепс. pagast 'церковь; погост (центральная деревня села, где находилась церковь)' [СВЯ, 389], карел. pogostu 'центральная деревня села с церковью, погост' [Макаров СКЯ, 276], коми погост, пöгöс, повос 'погост, часть села, где церковь' [ССКЗД, 53], ср. также фин. pogosta 'погост; волость, село' [ФРС, 472];

русск. посад  > вепс. posad 'деревня' [СВЯ, 431], карел. posuada 'ряд домов, посад' [Пунжина СКЯ, 217], коми sad 'предместье, слобода' [Wiedemann, 252; FF, 769];

русск.  посёлок > карел. pośolku [Макаров СКЯ, 279], коми посёлок [КРС, 553] 'посёлок';

русск. село > карел. śola 'село, большое селение с церковью' [KKS V, 471; Пунжина СКЯ, 255], коми selo 'деревня с церковью' [Wiedemann, 283], нен. село 'село' [НРС, 544];

русск. слобода > карел. sloboda 'ряд домов, слобода' [Пунжина СКЯ, 254], slopota, slobodu 'предместье, пригород' [KKS V, 425], коми слöбöда 'слобода, слободка' [КРС2, 599];

русск. станция > карел. stanča 'станция' [Пунжина СКЯ, 257], stanttšie 'почтовая станция; постоялый двор; железнодорожная станция' [KKS V, 514], коми станция [КРС2, 611] стан'чийа [ВД 369] 'станция';

русск. хутор > карел. hutora [Пунжина СКЯ, 61], коми хутор [КРС, 730] 'хутор'.

Из перечисленных лексем в русском языке только слово жило считается диалектным. Все остальные лексемы в разное время (в современной или дореволюционной России) бытовали в качестве официальных терминов, называвших поселения и их широкое распространение в других языках связано, скорее всего, не сколько с непосредственными контактами народов, сколько с унификацией номенклатурной терминологической системы в России в независимости от этнического состава населения российских регионов. В отношении таких терминов можно говорить об императивном характере процесса их заимствования.

Наиболее обширная группа географической лексики, вошедшей в ОФГТ Европейского севера России из русского языка, - это термины, связанные с хозяйственной деятельностью, преимущественно с земледелием и огородничеством:

русск. билетное, билетная пожня, билетное поле 'участок леса, полученный для расчистки под пашню, сенокос' > карел. piliettämoa 'земля, находящаяся во владении по коммерческому письму' [KKS IV, 286], коми бэл'этув 'огнище, сожженная подсека (одного человека)', видз бэл'этув 'подсечный луг', му бэл'этув 'подсечное поле' [УД, 113-114]; бел'этнэй 'билетная вотчина', бел'этнэй видз 'расчищенный из-под леса сенокосный участок', бел'этнэй му 'расчищенный из-под леса участок земли' [ИД, 132];

русск. выть 'мера земли; земельный участок' > карел. vuit', vuitti 'часть, доля' [SSA 3, 471], коми выть 'выть, сенокосный участок, на котором собирают 40 копен сена, а также 40 копен сена' [ССКЗД, 74], ср. также фин. vuitti 'выть (участок, земельная доля)' [ФРС, 755];

русск. гряда > карел. riäd΄ü [Пунжина СКЯ, 238], reäty 'борозда, грядка (на огороде)' [KKS V, 81], коми град, града, гръяда, гред 'гряда, грядка (в огороде)' [ССКЗД, 90];

русск. десятина > карел. d΄eśätinä 'десятина земли' [Пунжина СКЯ, 33], коми десятина 'десятина' [КРС, 186];

русск. капустник 'огород, засаженный капустой' > коми капусьник 'капустник, огород, засаженный капустой' [ССКЗД, 147], ср. карел. kapustahuuhta 'то же' [KKS II, 66];

русск. леха 'полоса вспаханной земли', 'огрех при севе' > карел. l΄eha 'огрех' [Пунжина СКЯ, 133], коми лека 'полоса посева до двух саженей ширины между двумя бороздами, обхватываемая при разбрасывании семян' [ССКЗД, 196];

русск. лядина, лядинка 'расчищенное место в лесу, подготовленное под пашню; поле в лесу, заросшее кустарником' > карел. tinä 'зарастающая лесом поляна' [KKS III, 323], коми л'ад'инка 'лядина, пахотный участок среди леса на месте вырубки или пожарища' [ЛЛ, 178-179];

русск. межа > карел. meža [Макаров СКЯ, 205; Пунжина СКЯ, 158], коми межа [ССКЗД, 219; КРС, 416] 'межа';

русск. нива > карел. ńiiva 'нива (поле, пашня в лесу на месте, где выкорчеваны и сожжены деревья)' [Пунжина СКЯ, 178], коми нив 'нива, пашня' [ССКЗД, 241];

русск. огород > карел. ogrodu [Макаров СКЯ, 241], ogoroda [KKS III, 20], ogorda [Пунжина СКЯ, 187], коми огород [ССКЗД, 257; КРС, 485], нен. огород, агарот 'огород' [НРС, 425];

русск. пустошь 'заброшенное, запущенное поле' > карел. puušto, puuštoš, puustu, puust, вепс. pust, puust 'залежь, пустошь, незасеянное поле или подсека' [ПФГЛ, 76], карел. puusta 'поляна, расположенная далеко от жилья, луг, лужайка' [KKS IV, 550], коми pustoš 'необработанная земля; дикая, глухая местность' [FF, 847; Wiedemann, 260];

русск. сад > карел. satu, sadu [KKS V, 300], коми sad 'сад' [Wiedemann, 278; WU, 227; КРС2, 574];

русск. усадьба > карел. usad΄bu 'приусадебный участок, огород' [Макаров СКЯ, 407], usuad΄ba 'усадьба, приусадебный участок' [Пунжина СКЯ, 320], коми усадьба 'усадьба, земля под усадьбой' [ССКЗД, 400; КРС, 725];

русск. участок > карел. asku, uasku 'участок, часть земельной площади' [Макаров СКЯ, 402], коми участок, участöк, утшасток 'участок' [ССКЗД, 401].

Ср. также в отдельных языках: вепс. zapol΄k 'заполье (отдаленное поле или пожня)' [СВЯ,549] (< русск. заполька 'расположенный за полями земельный участок'), вепс. poлost 'полоса (участок земли)' [СВЯ, 430], карел. polosta 'полоса, надел земли' [Пунжина СКЯ, 216] (< русск. полоска), карел. pluanu 'участок земли' [Макаров СКЯ, 274] (< русск. план 'участок земли, приусадебный участок'), карел. d΄erbinä 'луговина, запущенная пашня; залежь' [Пунжина СКЯ, 33] (< русск. дербина), zameŕka 'замерок, полоска земли где-л. с края пашни, где невозможно выделить длинной полосы' [Пунжина СКЯ, 287] (< русск. олон. замерок 'то же' [СРНГ 10, 241]), pol'anka 'новь, новина; поле, находящееся в стороне' [KKS IV, 382] (< русск. полянка), коми вотчина 'крестьянская надельная земля' [ССКЗД, 61; КРС, 125] (< русск. вотчина 'земельный надел, с давнего времени находящийся в пользовании одного крестьянского рода или крестьянской общины'), выкод, выкöд 'усадьба, участок, отведенный под дом' [ССКЗД, 72] (< русск. выход 'земельный участок, выгон'), выпашка 'истощенное поле; пар, выпаханная, покинутая под залежь земля' [ИД, 139] (< русск. выпашка 'истощенная земля после многолетних посевов; земля, оставленная под пар' [СРНГ 5, 325]), нöвина 'вновь освоенная пашня, новина' [КРС, 467], 'подсека, росчисть (нескольких семейств, хозяйств)' [УД, 211; ВД 313] (< русск. новина 'расчищенный под пашню участок в лесу'), пальник 'паль, выжженное место в лесу' [ССКЗД, 272], пал'н'ик 'выжженное место', 'подсека' [ЛЛ, 202] (< русск. пальник 'выгоревшее место; место, выжженное под пашню'), пар 'пар (с.-х.)' [ССКЗД, 274; КРС, 520] (< русск. пар), подсек, потчек, пöчэха 'подсека, росчисть' [ССКЗД, 301, 389], пöчэха 'подсека' [ИД, 202] (< русск. подсека), поле, польö, пöля 'поле' [ССКЗД, 291] (< русск. поле), пöстать 'постать, полоса нивы, сенокосного участка' [ССКЗД, 9; КРС, 566] (< русск. постать 'полоса пашни, покоса'), припаш 'припаханный участок земли' [ССКЗД, 303] (< русск. припашь 'то же').

Представляется, что группа географических терминов, связанных с земледелием и огородничеством в наибольшей степени связана с контактами народов в совместной хозяйственной деятельности, неслучайно здесь отмечается преобладание русских диалектизмов над общенародными словами. Причины заимствования в этом случае во многом экстралингвистичны: пашенное земледелие и огородничество было перенесено на Европейский север России русскими, и вместе со знакомством с новыми видами деятельности финно-угорские народы заимствовали соответствующую терминологию. Обилие общих земледельческих терминов указывает на то, что совместная деятельность по обработке земли была одной из наиболее существенных сфер контакта народов на Европейском севере России. Русские термины подсечного земледелия распространены меньшей степени, что, вероятно, говорит о том, что терминология подсечного земледелия у прибалтийских финнов и коми была достаточно хорошо разработана до прихода русских, а ландшафт Русского Севера уже был хозяйственно видоизменен настолько, чтобы быть пригодным для пашенного земледелия. Для ненцев заимствование земледельческих терминов оказалось неактуальным в силу их образа жизни и основного занятия - оленеводства. Единственное слово, которое попало в ненецкий язык - это русск. огород, которое проникло, вероятно, в лексикон ненцев, перешедших под влиянием русских к оседлому образу жизни.

К терминам земледелия примыкают две лексемы ОФГТ, обозначающие искусственные водные объекты, созданные для хозяйственных нужд:

русск. канава > карел. kanoava, kanuava, konuava 'прокопанный ручей; канава' [KKS II, 52], konuava [Пунжина СКЯ, 112], коми канава [ССКЗД, 147; КРС, 267] 'канава';

русск. пруд > карел. pruutu, bruudu 'пруд, искусственный водоем, сделанный в срубе' [KKS IV, 467], bruwdu [Пунжина СКЯ, 22], коми пруд 'пруд' [ССКЗД, 305; КРС, 574].

Ср. также в коми: канал 'канал' [ССКЗД, 147; КРС, 267] (< русск. канал).

Слово канава (как и канал) и в русском языке является заимствованием [Фасмер 2, 177], и в этом случае для языков Европейского севера России русский язык выступает как транслятор общеевропейской географической лексики.

В значительно меньшей степени представлены в ОФГТ термины, относящиеся к скотоводству:

русск. воля 'пространство вне дома', 'пастбище, выгон' > карел. vol΄a 'пастбище, выгон' [Пунжина СКЯ, 342], коми вöл'а 'двор, улица' [ЛЛ, 134], вöл'аин 'открытое место' [ВД, 203];

русск. поскотина > карел. poskoot'(t')ina 'заброшенное поле или луг, пастбище' [KKS IV, 406], коми пöскöтина, пöскетина, поскöтина, поскотина 'поскотина, пастбище' [ССКЗД, 300]; пöскöтина 'пастбище, выгон, выпас' [КРС, 567];

русск. улица 'огороженная дорога в селении, лесу, поле, по которой выгоняют скот на пастбище' > вепс. ul΄ič 'прогон (обнесенная изгородью дорога, по которой выгоняют скот на пасьбу)' [СВЯ, 600], карел. uwl΄ičča 'улица' [Пунжина СКЯ, 321], коми улич, улича 'улица, проезд между полями, домами' [ССКЗД, 398].

Ср. также карел. viigona 'выгон для скота' [Пунжина СКЯ, 335] (< русск. выгон), коми гон 'загон, загороженное место для скота' [ЛЛ, 140] (< русск. гон 'то же'), пад'битше 'пастбище' [ИД, 194] (< русск. пастбище), телятник 'огороженное место для выпаса телят' [КРС, 673] (< русск. телятник).

Малый объем этой группы связан, скорее всего, не с тем, что скотоводство занимает меньшее место в сфере хозяйственных занятий народов Европейского севера России, а с меньшей лингвистической детализацией географических терминов скотоводства вообще.

Лес представлен в русских по происхождению терминах, входящих в ОФГТ, исключительно как хозяйственно используемое пространство. В качестве основных идеограмм можно выделить 'участок леса, находящийся в частном владении', 'просека' и 'вырубка / делянка':

русск. визира, визирка 'узкая лесная просека' > вепс. biźirk [СВЯ, 45], коми визир, визьыр, визира, визирка, визер, визера [ССКЗД, 50] 'просека';

русск. дача 'часть лестничества, выделенная в самостоятельное хозяйство' [ССРЛЯ 3, 565] > карел. duačča 'участок леса, лесная дача' [Пунжина СКЯ, 35], коми дача 'дача (купеческий лес)' [ССКЗД, 98];

русск. делянка > карел. d΄el΄anku 'делянка (участок вырубленного леса)' [Макаров СКЯ, 40], d΄el΄anka 'делянка (лесная)' [Пунжина СКЯ, 33], коми делянка, дилянка, гелянка 'делянка, лесосека' [ССКЗД, 99];

русск. пасека 'участок леса, предназначенного для вырубки' > вепс. paśek 'лесосека' [СВЯ, 402], коми пасека 'пасека, отведенная под сруб полоса леса' [ССКЗД, 276].

Ср. также в отдельных языках: карел. viirupka 'вырубка, место, где вырублен лес' [Пунжина СКЯ, 336] (< русск. вырубка), коми прöсек, прöсека, просек 'просека' [ССКЗД, 304] (< русск. просека).

Несколько номинаций для идеограммы 'вырубка / делянка' указывают на то, что русские по происхождению лексемы в ОФГТ представляют лес не как локус хозяйствования, а как место добычи лесоматериалов, что отражено также в термине, обозначающем водный объект, связанный с лесоразработками: русск. запань > карел. soappani, saappańi, zaapańi, zuap(p)i, zoappańi 'рейд для бревен (на воде в устье реки, перед порогом и т.п.)' [KKS V, 453], коми запань 'запань (место, где сортируется и плотится сплавной лес)' [КРС, 235].

Слово визира, вероятно, является относительно поздним в ОФГТ: его появление связано с активной деятельностью землеустроителей на Европейском севере: русское слово визира, визирка, видимо, производно от визир 'щель или прорез в геодезическом инструменте для наведения его на объекты работы' [ССРЛЯ 2, 367] (< нем.) [Фасмер 1, 313].

Единственным исключением среди терминов, связанных с лесом, является слово роща, не отражающее прагматического отношения: русск. роща > карел. roššu 'роща; кладбище (в роще на горе)' [Макаров СКЯ, 312], коми рошши, роштши, роштша, рошша 'роща, мелкий лиственный лес' [ССКЗД, 322]. В карельском языке в результате трансформации семантики слово было воспринято не только как обозначение естественного географического локуса, но и как название культурного объекта - кладбища. В ОФГТ вошли и другие русские слова с тем же значением:

русск. могила 'кладбище' [СРНГ 18, 190]> карел. mokila, mokilnoaka 'могила, кладбище' [KKS III, 342], коми мöгила, мöгила выы 'кладбище' [ССКЗД, 156];

русск. ограда 'кладбище' [СВГ VI, 25] > карел. ogriada [KKS IV, 20], коми öграда 'кладбище' [ЛЛ, 199].

Ср. также коми кладьбишше, кладьбиштшö, кладьбиштше [ССКЗД, 156], клад'виштше [ИД, 161], кладбище 'кладбище' [КРС, 287] (< русск. кладбище), карел. pogostu 'деревенское кладбище' [Макаров СКЯ, 276] (< русск. погост).

В рамках ОФГТ эта реалия маркирована исключительно русскими по происхождению лексемами. Возможно, причину этого следует искать в различиях традиций захоронения, существовавших до принятия православия финно-угорскими народами. «Русское» кладбище, вероятно, представлялось им принципиально иным культурным объектом, для обозначения которого требовалась и особая номинативная единица.

Особую лексическую группу в составе ОФГТ , сформировавшуюся на базе русского языка, представляют собой термины, номинирующие дороги, тропы и их части:

русск. брод > карел. brodu 'брод, место брода' [Пунжина СКЯ, 21], коми брöд 'брод' [ВД 185];

русск. верста > карел. viršta [Пунжина СКЯ, 339], коми верст, верста, верс [ССКЗД, 45] 'верста';

русск. крест 'перекресток дорог' > вепс. ŕistt΄e 'перекресток' [СВЯ, 475], карел. ristavus, riśt΄iežet [Макаров СКЯ, 308], riśt΄eizet, riśtewš, riśt΄iezet, riśt΄it΄ie 'перекресток дорог, распутье' [Пунжина СКЯ, 237-238], коми крестасян'перекресток', крестасьысь туй 'перекрестная дорога' [КРС2, 310];

русск. перевоз > карел. perevosa, peŕ(e)voza 'место переправы на реке или озере' [KKS IV, 206], коми перевоз 'место переправы через реку на пароме, лодках и т.п.' [КРС2, 494; WU, 194];

русск. путь, путина > карел. puwt΄t΄i [Пунжина СКЯ, 223], коми пут'ина 'путь, дорога' [ВД 344; УД, 228];

русск. росстань 'развилка дорог, перекресток' > карел. rostani 'развилка, перекресток' [Макаров СКЯ, 312], коми рöстань 'росстань, перекресток двух дорог, разветвление дороги' [ССКЗД, 323];

русск. стлань 'гать, выстланная бревнами или тонкими жердями дорога через болото' > вепс. 'настил' [СВЯ, 515], коми слань 'слань, стлань' [ССКЗД, 340];

русск. тележница, тележная дорога 'летняя дорога, по которой можно ездить только на телеге' > карел. t΄el΄egüdorogu 'проезжая летняя дорога' [Макаров СКЯ, 378][7]; коми тележнича 'тележница, колея, след от колес', тележнöй, тележнэй, кележнэй 'тележный (о дороге)' [ССКЗД, 366], тележной туй [КРС, 673], т'эл'эжнэй туй, кэл'эжнэй туй 'проезжая, проселочная дорога' [ВД, 393];

русск. тропа > карел. troppu [Макаров СКЯ, 386], troppa [Пунжина СКЯ, 302], коми трöпа [ССКЗД, 378; КРС, 691] 'тропа';

русск. ям > карел. juamu, uamu 'почтовая дорога; большак, шоссе' [ПФГЛ, 32], коми ям 'почтово-пассажирская станция', ям туй 'тракт, трактовая дорога' [КРС, 820].

В прибалтийско-финские языки заимствовано также русское слово дорога (> вепс. dorog, карел. dorog, dorogu 'дорога, путь' [ПФГЛ, 25]). Как отмечают Н.Н. Мамонтова и И.И. Муллонен [ПФГЛ, 13, 25], в карельском и вепсском языках лексемы употребляются наряду с исконным словом tie и являются его полными синонимами. Избыточность русской по происхождению лексики с семантикой 'дорога' в карельском языке проявляется в стремлении конденсировать ее, сократив количество синонимов путем объединения их в одно слово, ср. ливв. troppudorogaine 'тропинка' [Макаров СКЯ, 386].

Зафиксирован еще ряд заимствованных из русского в отдельные языки наименований дороги и ее частей: вепс. peŕel΄esk 'отрезок пути, расстояние между двумя пунктами (поселениями, озерами и т.п.)' [СВЯ, 408], карел. perelieska, pereleeska 'расстояние, промежуток между двумя деревнями' [KKS IV, 204] (< русск. перелесок 'лесная дорога от одного населенного пункта до другого' [СРНГ 26, 141]), карел. kol'ena 'изгиб, поворот (дороги)' [KKS II, 291] (< русск. колено), kruwga, uwkka 'крюк, лишнее расстояние' [Пунжина СКЯ, 117] (< русск. крюк), вепс. hod, карел. hotu, hodu 'дорога, путь' (< русск. ход ) [ПФГЛ, 31], коми вöлöк, вöлэк 'волок (путь лесом от селения до селения)' [ССКЗД, 65] (< русск. волок 'то же'), ледянка, ледянка туй, льöдянка 'ледяная дорога (для вывозки леса)' [ССКЗД, 195] (< русск. ледянка 'зимняя дорога, залитая водой'), околича 'окольный путь' [ССКЗД, 258], öкöл'ича 'околица, окольная, не прямая дорога' [ЛЛ, 200] (< русск. диал. околица 'окольная дорога' [СРНГ 23, 140]), тракт, трак, тракта, трах, тръяк 'тракт' [ССКЗД, 377] (< русск. тракт).

Многочисленность заимствований семантического поля  'дорога' из русского языка в другие языки Европейского севера России обращает на себя особое внимание. В вепсском, карельском и коми языках система наименований дорог и их частей разработана достаточно подробно на исконном материале, и лексемы русского происхождения, проникшие в перечисленные языки, оказываются избыточны с точки зрения семантических систем языков-реципиентов. Этот факт позволяет поставить под сомнение широко распространенное мнение о том, что причиной лексического заимствования непременно является наличие семантической лакуны в воспринимающем языке. Очевидно, существуют и другие, несемантические причины, определяющие процесс заимствования. В данном случае их могло быть несколько. Во-первых, дороги являются частью инфраструктуры, и появление новых дорог на севере могло являться наиболее зримым знаком распространения пришлого русского населения и власти русского государства (это особенно верно для таких терминов, как ям, тракт, шоссе). В этом отношении по причинам заимствования наименования дорог сближаются с терминами административно-социального деления. С другой стороны, на местности дорога - ориентационно значимый объект, и знание его наименования на другом (кроме родного) языке существенно для межэтнической коммуникации.

В подтверждение последнего тезиса следует привести еще несколько фактов. Из географических терминов, имеющих наиболее общее значение 'место, местность, участок местности вообще', и родовых терминов русскими по происхождению и общими для ряда языков Европейского севера России являются:

русск. место > карел. mesta [KKS III, 295], коми места [КРС2, 392] 'место, местность', при исконном карел. paikka 'место, местность' [Пунжина СКЯ, 196], коми ин 'место' [КРС2, 241];

 

русск. гора > карел. kora, gora 'гора, обрыв, сопка' [ПФГЛ, 42], коми гöра, гора 'гора, возвышенность' [ССКЗД, 88; КРС, 170], при исконном карел. ki, gi 'гора' [ПФГЛ, 61], коми чой 'гора, пригорок' [ССКЗД, 419; КРС2, 709], керöс 'возвышенность, гора' [КРС2, 269];

русск. берег > карел. beŕoga [Пунжина СКЯ, 18], beŕga, berega [KKS IV, 209], коми берег, берöг 'берег' [ССКЗД, 20], [КРС, 40], при исконном вепс. rand, карел. ranta, randa, randu 'берег' [ПФГЛ, 78], коми вадор 'берег' [КРС2, 77];

русск. кряж 'крутой обрывитый берег' > вепс. kŕäž, 'склон, круча', карел. kreža, greža, kriažu, kriež 'крутой склон, обрывистый берег' [ПФГЛ, 43], коми креж 'обрыв, крутой обрывистый берег' [ССКЗД, 188], реж 'обрыв' [КРС, 597], при исконном карел. äbräs, äbräš, äbräz, äpräs, äpräš 'крутой берег, обрыв, откос' [ПФГЛ, 102], termä, ermä 'высокий берег реки, береговой обрыв, круча' [ПФГЛ, 94], коми кыр 'обрыв, крутой обрывистый берег' [ССКЗД, 188; КРС2, 336][8];

русск. бок > вепс. bok 'край, сторона (местность)' [СВЯ, 46], карел. bokku 'сторона, боковая поверхность чего-либо': bokkudorogu 'окольная дорога', bokkuogrodu 'огород рядом с домом', bokkupaikku 'полоса поля в стороне', bokkutroppu 'окольная тропа' [Макаров СКЯ, 27], коми бок, бöк 'бок; сторона; место сбоку чего-л.; край чего-л.' [ССКЗД, 23; КРС, 45-46]: туй бок 'обочина', вöр бок 'опушка леса' [КРС, 45-46], при исконном вепс., карел. rjä, rjü, šürjä 'сторона, бок, край' [ПФГЛ, 92];

русск. край > карел. raja 'граница (государства, земельного надела; край, конец (моря, леса и т.д.)' [ПФГЛ, 77], коми край 'край' [КРС, 325], при исконном карел. akja, agja, agju 'край, конец (поля, деревни и т. д.)' [ПФГЛ, 20], коми дор 'край; сторона; место, прилегающее к чему-л.' [ССКЗД, 111; КРС2, 194];

русск. сторона > карел. storona 'край, местность, сторона' [KKS V, 527], коми стöрöна, стöрена 'сторона; страна' [ССКЗД, 347], стöрöна 'сторона' [ВД, 369].

Все лексемы, как следует из приведенных материалов, семантически избыточны в языках-реципиентах[9]. Другие русские родовые географические термины, такие, как лес, болото, река, озеро, не стали достоянием ОФГТ, и это, быть может, не случайно. Лес и болото обладают достаточно большой протяженностью, в то время как гора - компактный, зрительно выделимый и потому ориентационно значимый объект на местности. Река и озеро как элементы ландшафта могут быть наиболее точно описаны именно через их берега. Край, сторона и бок - универсальные термины, позволяющие очертить любой протяженный объект на суше: поле, луг, лес, болото и т. п. Лексема место может являться обозначением любой географической реалии. Таким образом, этот набор терминов (наряду с номинациями дороги) является наиболее значимым в качестве средства передачи информации о ландшафте и передвижении по нему. Это подтверждает предположение о том, что причиной заимствования подобных слов и их широкого распространения были именно потребности межэтнической коммуникации, и, более того, позволяет утверждать, что эта коммуникация осуществлялась, прежде всего, на русском языке.

Количество видовых терминов русского происхождения, входящих в ОФГТ Европейского севера России и обозначающих объекты естественной географии, сравнительно невелико. Сюда входят:

русск. бродь 'грязное, сырое, непроходимое место' > карел. prota, broda, protu 'сырое топкое место в лесу, на болоте' [KKS IV, 463-464], коми брод 'жидкая, топкая грязь' [ССКЗД, 27];

русск. грива 'возвышенность, поросшая лесом' > карел. riivi 'торфяная кочка на болоте, возвышенность на болоте' [KKS V, 98], коми грива 'грива; холм, поросший лесом' [ССКЗД, 90], гривка 'грядка, гребень на низменности (под травой или лесом); суходол' [КРС2, 158];

русск. кочковник 'кочковатое место' > коми кöчковн'ик 'кочкарник' [ЛЛ, 172], ~ карел. kotškikko 'кочкарник' [KKS II, 356][10].

русск. лог > карел. logo 'лощина, ложбина', 'ложбина между скалами или сухими боровыми местами; низина; большая яма' [ПФГЛ, 55], коми лог 'лог, ложбина' [ССКЗД, 201; КРС, 379];

русск. лом 'валежник, бурелом; место в лесу, где много валежника' > вепс. лom 'мусор, хлам; валежник', лomžom 'лес, где много валежника' [СВЯ, 296], карел. loma 'лом', lomeikko 'место в лесу, загроможденное валежником' [Макаров СКЯ, 190], коми лом 'бурелом' [ССКЗД, 201];

русск. луг > карел. luuka 'луг' [KKS III, 192], коми луг, луга 'луг' [ССКЗД, 205], луг 'лужайка' [КРС2, 364];

русск. ляга 'лужа', 'сырая низина, ложбина' > вепс. l΄äg [СВЯ, 306], карел. l΄iä 'лужа' [Пунжина СКЯ, 141], коми ляга 'лог, ложбина' [ССКЗД, 201];

русск. малинник > карел. malinikko, mal´ikko, mal´ńikko 'место, поросшее малиной' [KKS III, 263], коми мал'ин'н'ик 'малинник' [ЛЛ, 186];

русск. наволок 'заливной луг' > карел. navolok [Пунжина СКЯ, 175], коми навöлöк, навэлэк, налöвöк 'наволок, заливной прибрежный луг' [ССКЗД, 233];

русск. омут > карел. omutta 'яма в реке или озере; водоворот' [KKS IV, 42], коми омут 'омут' [ССКЗД, 259];

русск. падун 'водопад на реке' > карел. patuna 'водопад' [KKS IV, 182], коми падун 'падина, крутой перекат, водопад' [ИД, 194];

русск. пещера > карел. petšora 'пещера, грот' [KKS IV, 230], коми пещера 'пещера' [КРС2, 500];

русск. плёс > карел. pl΄ossa 'плес, спокойное широкое течение реки' [Пунжина СКЯ, 214], pl'ossa, plossa 'плес, участок реки со спокойным течением' [KKS IV, 344], коми пл'осо, пл'эсö 'плес, плесо, часть реки от одного изгиба до другого' [ЛЛ, 205];

русск. плешь 'пустое, голое место без растительности' > карел. plešat't'i 'незаросшие места' [KKS IV, 334], коми плешше, плесьсе 'плешь, плешина, пустое, голое место' [ССКЗД, 288];

русск. родник > вепс. rodńik [СВЯ, 477], карел. rodńiekku [Макаров СКЯ, 310], rodńikka [KKS V, 168], коми рöдьник 'родник, ключ' [ССКЗД, 322].

С точки зрения семантики, этот набор терминов, на наш взгляд, не обнаруживает существенных семантических закономерностей. Можно лишь отметить некоторое преобладание среди видовых терминов лексем, номинирующих низины, болотистые, сырые места.

Помимо перечисленных можно указать лишь несколько русских заимствований той же группы в карельском языке: buguričču 'бугор' [Макаров СКЯ, 29] (< русск. бугор), kupa, guba 'залив, бухта' (< русск. губа) [ПФГЛ, 46], kipuna 'источник, родник' [Пунжина СКЯ, 103] (< русск. кипун 'то же'), ruuttša 'ручей' [KKS V, 205] (< русск. ручей), solot΄t΄i 'топь, трясина' [Пунжина СКЯ, 255] (< русск. солоть 'топкое, вязкое место'). В коми языке количество русских по происхождению видовых терминов, обозначающих объекты естественной географии, напротив, очень велико: бечевник 'бечевник (береговая полоса реки или озера)' [ССКЗД, 21; КРС, 42-43] (< русск. бечевник), веретя, веретея, веретьтя, вереча 'грива, сухая возвышенная грядка' [ССКЗД, 45], верöтя 'сухая гряда (среди болот или на лугу)' [КРС, 93] (< русск. веретья 'сухое возвышенное место, гряда (в лесу, на болоте, на лугу, покосе и др., часто поросшая лесом кустарником)'), водовереть, вöдэверет, водöворетяланiн 'водоворот' [ССКЗД, 35] (< русск. водоворот), гар 'сухогар, суходол' [УД, 130] (< русск. гарь), заструга 'заструга, подмытый течением или волною уступ у берега или в наносном песку посреди реки', 'заструги, зубчатые или волнистые полоски по песчаному дну' [ССКЗД, 129] (< русск. заструга 'то же'), зыбун, зiбун зыбун, 'трясина, топь' [ССКЗД, 133] (< русск. зыбун), ключ 'ключ, источник, родник' [ССКЗД, 157] (< русск. ключ), кöса 'коса, отмель' [ССКЗД, 173; КРС, 322] (< русск. коса), кöсэгэр 'косогор' [ИД, 166] (< русск. косогор), кумава 'омут, водоворот' [ССКЗД, 179] (< русск. кумова 'водоворот в месте слияния течений'), öстрöв, öстрöб 'остров, островок' [ССКЗД, 108] (< русск. остров), перебор 'перекат (в реке)' [ССКЗД, 281] (< русск. перебор 'то же'), перекат 'перекат, мелководный участок русла реки' [ССКЗД, 281] (< русск. перекат), пöдмöрина 'подмористое место (топкое, мокрое, с подземными ключами место, где хлеб не растет)' [ССКЗД, 296] (< русск. подморина 'то же'), полой, полöй, пöлэй 'речной залив; пролив' [ССКЗД, 291] (< русск. полой), порог 'порог (речной)' [ССКЗД, 293; КРС, 552] (< русск. порог), прилук 'прилука, прилук, берег речной луки, извилины' [ССКЗД, 303] (< русск. прилук 'излучина реки, речной мыс'), присад 'поемный луг на наносной береговой полосе' [ССКЗД, 303] (< русск. присад 'наносной песчаный берег; покос на таком берегу'), струга 'струга, омут, колдобина в реке' [ССКЗД, 348] (< русск. струга 'яма, глубокое место после отмели в реке'), травэн'ик 'ровный заливной луг' [ИД, 223] (< русск. травяник 'сырое место, поросшее травой'), чапыж 'частый кустарник, чапыжник' [ЛЛ, 247] (< русск. чапыж 'то же'), чашша, чаштша 'чаща' [ССКЗД, 406] (< русск. чаща) и др.

Таким образом, если говорить о русской по происхождению части ОФГТ в языках Европейского севера России, следует, прежде всего, отметить ее относительную семантическую компактность (географическая лексика с отвлеченным значением места, термины административно-территориального деления, названия искусственных объектов: географическая лексика, связанная с земледелием и огородничеством, наименования дорог, номинации просек и вырубок) и преимущественно экстралингвистические причины ее формирования (потребности коммуникации различных народов и влияние русского языка, как языка государственного).

Количество слов нерусского происхождения в составе ОФГТ значительно ниже. Источниками заимствования в большинстве случаев являются прибалтийско-финские языки (или вымершие языки прибалтийско-финского типа)[11].

Единственным словом, вошедшим в русский литературный язык здесь является лексема тундра, номинирующая в целом необычный и неизвестный русским ландшафт: приб.-фин., ср. карел. tunturi, tuntuŕi 'безлесная сопка' [ПФГЛ, 96] > русск. тундра 'пространство со скудной мелкой растительностью', 'моховое болото', 'топкое, зыбкое место', 'мох на болоте', 'торф', трунда 'вязкое сырое место', 'торф' > коми тундра, трунда 'тундра', трунда, струнда 'торф, торфяное болото, торфяник' [ССКЗД, 378][12].

Из прибалтийско-финских языков в ОФГТ вошли пять терминов, обозначающих части водных объектов (залив, пролив)[13]:

приб.-фин., ср. карел. vadajikko, vadeikko 'болотистое место, поросшее чахлыми берёзками или ивняком', ливв. vadejikko 'низкорослый кустарник' [ПФГЛ, 99] > русск. вадега 'глубокое спокойное место на реке между перекатами', 'залив, рукав реки', 'топкое место на болоте', 'заливной луг', вадьюга 'то же', вадога 'залив, рукав реки' > коми вадега, вадюга 'заводь, тихое место в реке' [ССКЗД, 204], вадзöга, вöдзöга 'глубокое место в воде' [ПД, 56][14];

приб.-фин., ср. вепс. kar, kara 'небольшой залив, бухта' [СВЯ, 179] > коми кар 'возвышенная материковая территория возле залива, бухты' [УД, 170], русск. кара 'залив, заводь на реке или озере', 'глубокое место в реке или озере', 'поворот реки', 'извилистый берег' > нен. хăра 'изгиб, извилина; зигзаг, поворот (напр. реки, дороги)' [НРС, 745];

приб.-фин., ср. карел. kuro 'узкая лощина, ложбина между сопками' [ПФГЛ, 47] > русск. курья 'речной или озёрный залив, заводь (нередко узкой, вытянутой формы) ', 'глубокое место, яма в реке или озере; яма, заполненная водой', 'старица реки', 'небольшое озеро, как правило, сточное', 'рукав реки, проток; рукав болота' > коми куръя 'заводь, залив (в реке или на озере)' [КРС, 338, ССКЗД, 181], нен. хур" 'курья' [НРС, 785];

приб.-фин., ср. ливв. lahti, люд. лaht, лaht´i, вепс. лaht 'залив' [SKES, 296], вепс. лaht 'заболоченная часть озера', 'низкий берег озера или реки, заливаемый водой во время половодья' [СВЯ, 271] > русск. лахта 'небольшой морской залив (обычно мелководный)', 'залив в реке или озере', 'окно воды в болоте или среди луга', 'небольшое озеро, заросшее травой', 'топкий берег озера, реки', 'низкое заболоченное место, поросшее травой или кустарником', 'сенокосная пожня, вдающаяся в лес' > коми лахта 'речной залив' [Игушев, 153], лакта 'низменность, сырой кочковатый луг' [УД, 189];

приб-фин., ср. вепс. saľm 'пролив; мелководная часть между мысами' [СВЯ, 520], ливв. salmi, люд. sal´m, saлm, вепс. sal´m 'пролив' [SKES, 956] > русск. салма 'морской пролив, протока, залив' > нен. салм 'места, где можно ловить неводом рыбу, стоя глубоко в воде' [НРС, 524].

Все приведенные термины номинируют микрообъекты водного пространства. Думается, что причина широкого распространения этих слов в том, что они обозначают традиционные локусы рыболовов: залив, заводь - это места, где вытаскивают на сушу невод, нередко в таких местах в «горле» залива устанавливались и рыболовные ловушки. Возможно, в качестве локуса, представление о котором важно для рыболовства, можно рассматривать и приб.-фин., ср. карел. luoto, luodo, ливв. luodo 'подводная скала; риф; илистая или песчаная отмель; мелкое место в озере, (реке), поросшее травой', люд. luod, luodo, вепс. lod, loda, luda 'небольшой остров, мель в озере, реке' [ПФГЛ, 57] > русск. лода, луда 'песчаная или каменистая отмель в озере, реке', 'островок в реке, озере', 'каменистый или твердый глинистый берег', 'плотное каменистое или глинистое дно водоема'[15], коми лод 'глинистый сланец; окаменелость глинистого сланца (на дне рек)', 'уплотненный торф (на берегах рек)' [ССКЗД, 201], 'окаменелое дно, окаменелый грунт (реки, озера)' [КРС, 379]. Распространение в нескольких языках термина saľm/салма со значением 'пролив', вероятно, связано не только с рыболовством, но и с важностью проливов как водных путей.

Большую группу терминов нерусского происхождения в составе ОФГТ представляют собой наименования болотистых мест (низин, ложбин), поросших травой, кустарником, мелким лесом:

приб.-фин., ср. карел. orko, orgo 'ложбина между сопками; глухой ельник на сыром низинном месте', ливв. orgo  'низина (сырая) ', люд. org 'низкое сырое место, поросшее лесом' [ПФГЛ, 68] > русск. орга 'сырая низина; лес, кустарник в низине; покос в низине', 'овраг, ложбина; яма с водой', 'дорога через болото'; ворга 'сырая ложбина, канава с водой, овраг', 'протока, небольшая речка, ручей', 'топкое место на болоте', 'лесная дорога, просека', 'оленья тропа' > коми ворга 'желоб, желобчатое углубление' [ССКЗД, 60], уд. ворга, ворган 'то же', вöргöс 'ложбина, лощина, желоб, углубление' [УД, 121, 124], ворга, вöрга 'путь, по которому кочуют оленьи стада, оленья дорога, проход' [ИД, 136], ю ворга 'русло реки',  туй ворга 'проторённая тропа' [КРС, 122];

приб.-фин., ср. люд. pauń 'поросшее травой место», paun 'яма с водой' [SKES, 507] > русск. павна 'поросшая травой болотистая местность', коми паун, паум 'лесной луг, открытое место в лесу, заросшее редким березняком, можжевельником' [ССКЗД, 277];

вепс. sohŕihg 'болотина (заболоченное место)' [СВЯ, 517] ~ русск. согра 'сырая низина, болотистое место, часто поросшее невысоким, сучковатым лесом' > коми сöгра, согра 'болотистое кочковатое место с корявым ельником, согра' [ССКЗД, 344];

приб.-фин., ср. карел., ливв. uitto 'ложбина между возвышенностями; заливной покос на низком месте; небольшой пруд', люд. uitto 'узкий и длинный сырой луг между возвышенностями; промоины в обрывистом речном берегу', вепс. uit 'пруд; окно в болоте' [ПФГЛ, 97] > русск. уйта 'моховое или травянистое болото', 'заболоченное место в лесу', 'залив реки, озера', 'узкий рукав болота, покоса'[16] ~ коми уйт 'сырое глухое место в пойме реки, поросшее кустами черемухи и смородины' [ССКЗД, 57]; уйлöг, уйтлöг 'залив; лужайка, вклинившаяся в лес', уйт 'кусты, кустарники', уйта-уйта 'заросший кустарником' [УД, 261][17].

В русских диалектах идеограмма 'болото, поросшее лесом, кустарником' представлена особенно большим количеством слов финно-угорского происхождения. Фактически, каждый заимствованный географический термин развивает указанное значение, если для этого имеется хотя бы минимальный набор исходных семантических компонентов [см., например, выше лахта]. О.В. Мищенко связывает это явление с «неоформленностью, размытостью понятия 'лес на болоте' в исконной географической сетке мигрантов и с необходимостью становления его в новых ландшафтных условиях»[18].

Вхождение в ОФГТ из прибалтийско-финских языков двух наименований леса, с точки зрения качества деревьев, из которых этот лес состоит, связано с хозяйственной ценностью лесных материалов для Европейского севера России, и в этом отношении следующие два лексических гнезда встают в один ряд с лексемами со значением 'вырубка/делянка' [см. выше]:

приб.-фин., ср. карел., ливв. mänikkö, люд. mäńdik, mändač 'сосняк' [ПФГЛ, 61-62] > русск. мяндак 'плохой сосновый лес', мяндач 'сосновый лес', 'плохой нестроевой низкорослый лес', мендач 'сосновый лес', 'низкорослый лес, растущий в сырых местах' > коми мандач, мендач 'сухая на корню, рыхлая, редкослойная, с толстой заболонью, болотная сосна' [ССКЗД, 217], 'болотный сосняк' [КЭСК, 170];

приб.-фин., ср. карел. honkikko, hongikko, honkisto, hongisto, ливв. hongikko 'сосняк (место, где много сухостойной сосны)', люд. hongikk 'боровой лес (из толстых сосен, елей)', вепс. hongišt, hongžom 'сосновый лес' [ПФГЛ, 31] ~ русск. хоножник 'лес, высохший на корню', конга 'лес на болоте', конда 'хороший, крепкий лес', кондача 'лес, высохший на корню', кондовник 'крепкий строевой лес'[19] > коми кондовн'ик 'подстойный лес' [ЛЛ, 168].

Обособленное положение среди лексем прибалтийско-финского происхождения занимает лексическое гнездо, включающее приб.-фин., ср. карел., ливв., люд. taival, taibal, taibaleh 'путь, расстояние; переход (напр., из деревни в другую по глухой лесистой местности); перешеек между двумя водоёмами', 'полоса земли; участок покоса' [ПФГЛ, 93-94] > русск. тайбала 'дальний, дремучий лес', 'заболоченный лес', 'зимник', тайбало 'дальний, дремучий лес', 'болотистое место', тайбол 'дремучий лес', тайбола 'расстояние в тайге между селеньями', 'дальняя дорога, тропа (через лес, болото)', 'дальний дремучий лес', 'болотистое место', 'поляна' > коми тайбала 'обширные лесные пространства с проложенной через них дорогой, где кроме станций и лесных избушек нет никакого жилья', 'горная лесная глушь' [ССКЗД, 363], тайбала 'промежуток пути в лесу между привалами (6-7 км.)' [ИД, 220]. Наличие этой лексемы в ОФГТ указывает на нейтрализацию преимуществ в источниках заимствования в семантической сфере 'дорога' (хотя русских терминов здесь все-таки больше [см. выше]) и еще раз подтверждает значимость лексической группы 'дорога' для ОФГТ в целом.

Среди лексем ОФГТ нами не было выявлено ни одного слова, для которого источником заимствования выступал бы язык коми. Язык коми в ОФГТ - это язык-реципиент. В целом, ситуация выглядит следующим образом: в прибалтийско-финских языках достаточно мало (не более четырех-пяти десятков) заимствованных из русского географических терминов, в то время как в русских диалектах географических лексем прибалтийско-финского происхождения очень много (несколько сотен)[20]; в русских диалектах незначительно количество коми географических терминов (около двух десятков)[21], в то время как в коми, по нашим данным, насчитывается около трехсот слов с географической семантикой, заимствованных из русского языка[22]. С одной стороны, это подтверждает мысль А.И. Попова о том, что «в согласии с направлением многовековой русской колонизации севера и северо-востока Европы и севера Азии заимствования из местных языков распространялись в том же направлении, так что слово, вошедшее в соответствующий говор русского языка, например, из языка коми, легко распространялось вместе с колонизационным потоком вплоть до русских восточно-сибирских говоров, но почти никогда не имело обратного продвижения к югу и западу»[23]. С другой стороны, ассиметрия связей русских диалектов с прибалтийско-финскими языками и языком коми может находить объяснение в различных условиях контактов: прибалтийско-финские народы, безусловно, жили на Русском Севере до прихода русских и являются аборигенным населением края, в то время как коми, вероятно, осваивали некоторые территории Европейского севера России или одновременно с русскими или даже вслед за ними[24], и потому именно у русских заимствованли географическую терминологию, уже адаптированную к реалиям Русского Севера.

Включенность ненецкого языка в общий фонд географической этимологии очень мала. Ненцы заимствовали несколько географических лексем широкого распространения, источником таких слов ненецкий язык не выступает никогда. Возможно, здесь сказались различия в хозяйственных занятиях ненцев-оленеводов и других народов Европейского севера России. Безусловно, низкий уровень контактов связан и с кочевым образом жизни ненцев.

Несколько выше роль ненецкого языка в формировании географической терминологии северо-востока рассматриваемого региона (территории Мезени, Лешуконья, Печоры), где отмечено несколько ненецких терминов, используемых русскими и коми:

нен. ерсей 'то, что разделяет, прорезает какое-либо сплошное место' [НРС, 106], 'болото' [Ивашко, 87] > коми ерсей, ерсейка 'болотистое место с невысоким редким хвойным лесом' [ССКЗД, 119], русск. ерсей 'топь, трясина', 'окно воды на болоте';

нен. лабта, лапта 'равнина, плоская низменность, низина; поле' [НРС, 162-163, 178] > коми лапта 'гладкое место' [Туркин, 119], русск. лапта 'обширная безболотная с моховым пастбищем тундристая равнина';

нен. хасрё 'заболоченное озеро' [НРС, 757] > русск. хасурей, хасырей 'пересохшее озеро в тундре' > коми иж. хасырей 'заболоченное озеро' [ССКЗД, 402], касырей ты 'непроточное озеро' [ИД, 160].

Ранее таких слов, вероятно, было больше, ср. коми иж. тал'бэй 'глыбовые россыпи или выходы коренных пород' (< нен. тальбя 'скала' [НРС, 621]) [ИД, 222], хадыл'эй 'поросль, молодой лес' (< нен. хады 'ель') [ИД, 232], которые, судя по финали -эй, могли быть заимствованы через посредство русского языка, поскольку оформление заимствованного слова по мужскому роду финалями -эй, -ой, -уй является общей закономерностью для русских диалектов Лешуконья и Мезени, ср. варуй 'сухой пригорок, холмик на болоте' (< приб.-фин.), наракуй 'наст' (< нен.)[25], вандей 'грузовая нарта' (< нен.)[26] и др.

Перечисленные географические термины ненецкого происхождения интернационализировались в среде оленеводов - ненцев, коми и русских, как и множество других лексем, связанных с уходом за оленями, бытом кочевника в тундре, используемыми в оленеводстве приспособлениями[27], и засвидетельствованы исключительно на северо-востоке Европейского севера России. Установление языковых связей здесь стало возможно только благодаря тому, что пришлое население - коми и русские - частично изменили свой хозяйственный уклад и переняли от ненцев оленеводство.

Семантика нерусских по происхождению терминов в составе ОФГТ контрастна с семантикой русских. Большинство лексем, заимствованных из финно-угорских и ненецкого языков, обозначают объекты естественного ландшафта, преимущественно виды болот, лесные участки, водные микрообъекты. Причины заимствования таких терминов связаны частично с лакунами в системе языков-реципиентов (русского и коми) и потребностями в детализации пространства, частично с тем, что болота, леса, заводи являются хозяйственными объектами охотников и рыболовов, какими были прибалтийские финны, а тундры - оленеводов-ненцев. "Естественность" этих объектов во многом кажущаяся: это хозяйственно используемые объекты, но не создаваемые (в отличие от поля, дороги, канала и т. п.). Таким образом, ОФГТ в языках Европейского севера России сформирован как бы по принципу дополнительности: русские по происхождению термины относятся к искусственным объектам и объектам, значимым для ориентации в пространстве, нерусские - к естественным микрообъектам, используемым охотниками, рыболовами, оленеводами, сфера пересечения - хозяйственно значимая терминология лесных участков, обозначения дорог и наименования сырых, низких мест.

 

 

 

Сокращения

 

1. В названиях языков и диалектов

вепс.                       -              вепсский язык

карел.                     -              карельский язык

ливв.                       -              ливвиковский диалект карельского языка

люд.                        -              людиковский диалект карельского языка

нем.                        -              немецкий язык

нен.                        -              ненецкий язык

приб.-фин.             -              прибалтийско-финские языки

русск.                     -              русский язык

фин.                        -              финский язык

 

2. Словари и источники

 

ВД                          Жилина Т.И. Вымский диалект коми языка. Сыктывкар, 1998.

Игушев                   Игушев Е.А. Русские заимствования в ижемском диалекте коми языка. Дисс. ... канд. филол. наук. Сыктывкар, 1972.

ИД                          Сахарова М.А., Сельков Н.Н. Ижемский диалект коми языка. Сыктывкар, 1976.

КРС                        Коми-русский словарь. М., 1961.

КРС2                       Безносикова Л.М., Айбабина Е.А., Коснырева Р.И. Коми-русский словарь. Сыктывкар, 2000.

КЭСК                      Лыткин В.И., Гуляев Е.И. Краткий этимологический словарь коми языка. Сыктывкар, 1999.

ЛЛ                           Жилина Т.И. Лузско-летский диалект коми языка. М., 1985.

Макаров СКЯ         Словарь карельского языка (ливвиковский диалект) / Сост. Г.Н. Макаров. Петрозаводск, 1990.

НРС                        Ненецко-русский словарь / Сост. Н.М. Терещенко. М., 1965.

ПД                          Сахарова М.А., Сельков Н.Н., Колегова Н.А. Печорский диалект коми языка. Сыктывкар, 1976.

Пунжина СКЯ         Пунжина А.В. Словарь карельского языка (тверские говоры). Петрозаводск, 1994.

ПФГЛ                      Мамонтова Н.Н., Муллонен И.И. Прибалтийско-финская географическая лексика Карелии. Петрозаводск, 1991.

СВЯ                        Зайцева М.И., Муллонен М.И. Словарь вепсского языка. Л., 1972.

СРНГ                                     Словарь русских народных говоров. М.; Л., Спб., 1965-1998. Вып. 1-34.

ССКЗД                    Сравнительный словарь коми-зырянских диалектов. Сыктывкар, 1961.

ССРЛЯ                    Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.; Л., 1950-1965.

Туркин                   Туркин А.И. Коми местные географические термины ненецкого и обско-угорского происхождения // Топонимия Урала и севера Европейской части СССР. Свердловск, 1985. С. 117-125.

УД                          Сорвачева В.А., Безносикова Л.М. Удорский диалект коми языка. М., 1990.

Фасмер                   Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1964-1973. Т. I-IV.

ФРС                                       Финско-русский словарь. Таллинн, 1998.

FF                           Fokos-Fuchs D. Syrjänisches Wörterbuch. Budapest, 1959. Bd. I-II.

KKS                        Karjalan kielen sanakirja. Helsinki, 1968-1997. O. 1-5. (LSFU, XVI).

SKES                                      Suomen kielen etymologinen sanakirja. Helsinki, 1958-1981. O. 1-7. (LSFU, XII).

SSA                                         Suomen sanojen alkuperä. Etymologinen sanakirja. O. 1-3. SKST 556. Helsinki, 1992-1995.

Wiedemann             Wiedemann F.I. Syrjänisch-deutsches Wörterbuch nebst einem Wotjakisch-deutschen im Anhange und einem deutschen Register. SPb., 1880.

WU                                         Wichmann Y. Syrjänischer Wortschatz nebst Haupzügen der Formenlehre / Bearb. von T.E.Uotila. Helsinki, 1942. (LSFU, VII).

 

3. Прочие

 

диал.       -              диалектное             

 


[1] Публикация подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 12-04-12050 «Электронная база данных «Географическая терминология Европейского севера России».

[2] На крайнем западе Вологодской области в некоторых деревнях проживают вепсы, в Архангельскую область входит Ненецкий Автономный округ (крайний северо-восток).

[3] Через Белое море Архангельская область граничит также с территорией проживания саамов - Кольским полуостровом, в прошлом саамы  являлись одним из народов, населявших Русский Север. В настоящей статье, однако, саамские данные не анализируются в силу оторванности современного саамского ареала от территории Русского Севера и особых условий контактов с саамами в древности.

[4] Все русские диалектные слова, приводимые в статье, зафиксированы на территории Архангельской и Вологодской областей и приводятся без ссылки по данным картотеки Словаря говоров Русского Севера (хранится на кафедре русского языка и общего языкознания Уральского госуниверситета), в остальных случаях указывается ссылка на источник.

[5] Мы считаем возможным приводить здесь данные тверского диалекта карельского языка, поскольку , во-первых, Калининская область, где проживают тверские карелы, на небольшом участке граничит с Вологодской, а во-вторых, многие из слов тверского диалекта могли быть заимствованы из севернорусских говоров еще до миграции карел на юг.

[6] Ср., например, Чарондская округа - особый район, выделявшийся в XVI-XVII вв. в рамках территории современной Вологодской области (А.К. Матвеев. К проблеме расселения летописной мери // Известия Уральского университета. Гуманитарные науки. Вып. 1. 1997.  № 7. С. 17).

[7] В карельском языке слово образовано сложением двух русских заимствований t΄el΄egü 'телега' и dorogu 'дорога' по модели русск. тележная дорога.

[8] Ср. также в коми другие заимствования с той же семантикой: материк 'материк, высокий земляной берег' [ССКЗД, 218] (< русск. материк 'то же'); слуда 'высокий крутой берег' [ССКЗД, 341; КРС, 631] (< русск. слуда 'то же').

[9] Подтверждает эту лексическую избыточность такое образование в карельском языке, как beŕogaranda 'берег' [KKS IV, 209; Пунжина СКЯ, 18] - сложное слово, состоящее из двух синонимов: заимствованного из русского и исконного карельского.

[10] Карельское слово образовано от заимствованного из русского kotška 'кочка' [KKS II, 356].

[11] Подробнее об источниках возникновения и истории распространения приводимых ниже слов см.: Теуш О.А. Общий фонд географической терминологии в прибалтийско-финских, коми и русском языках // Известия Уральского государственного университета. Гуманитарные науки. Вып. 4. 2001. № 20. С. 135-141.; Кожеватова О.А. Заимствования в лексике говоров Русского Севера и проблема общего регионального лексического фонда. Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997.

[12] Русское и прибалтийско-финские слова связаны отношениями заимствования по мнению Я. Калимы (Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen. Helsinki, 1919. (MSFOu, XLIV). S.  227.), но могут иметь и третий источник - саамский язык, см. Itkonen T.I. Lappische Lehnwörter im Russischen. Suomen Tiedeakatemian Toimituksia. Ser. B. Helsinki, 1931. Bd. XXVII. S. 65; ПФГЛ,  96.

[13] В этой части статьи членение производится только по семантике языков-источников, поскольку в языках-реципиентах произошли довольно серьезные семантические трансформации, которые трудно учесть.

[14] Четкая семантика коми и русского слов заставляет предполагать в качестве источника прибалтийско-финское слово со значением 'залив', и хотя в современных карельском и вепсском языках такая лексема не зафиксирована, это лексическое гнездо следует рассматривать в ряду номинаций водных объектов, ср. родственное приведенным карельским словам фин. vataja 'большое водное пространство', 'подобное озеру или заливу расширение в реке или ручье со спокойным течением', 'плес, место с медленным течением или без течения' [SKES, 1673].

[15] Этимологию см. в Kalima J. Op. cit. S. 155-156.

[16] Этимологию см. в Фасмер 4, 155; Попов А.И. Из истории славяно-финно-угорских лексических отношений // Acta Linguistica Hungaricae. T. V. Budapest, 1955. S. 10.

[17] Коми слово считается заимствованным из манс. ойта 'заливной луг' [КЭСК, 296], однако семантика лексем уйт. уйлöг, уйтлöг, зафиксированных в удорском диалекте, очень близка к семантике русских слов и вероятно сформировалась под влиянием русских диалектах, если уйт- вообще не являются заимствованием из русского.

[18] Мищенко О.В. Исконная и заимствованная лексика с семантикой 'лес на болоте' в говорах Русского Севера (семантический аспект) // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Тез. докл. Международной научной конференции. Екатеринбург, 24 - 26 октября 2001 года. Екатеринбург, 2001. С. 366.

[19] Прибалтийско-финские слова образованы от карел. honka, ливв. hongu, люд. hong(e), вепс. hong 'сосна (обычно, сухая, высокая)' [ПФГЛ, 31] > русск. хонга 'сухое, высохшее на корню дерево', конга 'строевое дерево (обычно, сосна)', 'сухое, высохшее на корню дерево', конда 'строевое дерево', от которых производны приведенные русские лексемы.

[20] О многих из них см.: Kalima J. Op. cit.

[21] См.: Kalima J. Syrjänisches Lehngut im Russischen. FUF, XVIII. Helsinki, 1927. S. 1-56.;  Матвеев А.К. Заимствования из пермских языков в русских говорах Северного и Среднего Урала // Acta Linguistica Acad. Sci. Hung. Budapest, 1964. T. XIV, f. 3-4. S. 285-315.

[22] О многих из них см.: Kalima J. Die russischen Lehnwörter im  Syrjänischen. Helsingfors, 1911. (MSFOu, XXIX); Лыткин В.И. Фонетика северновеликорусских говоров и заимствования из русского языка в комийский // Материалы и исследования по русской диалектологии. М.; Л., 1949. Т. 2. С. 128-201.

[23] Попов А.И. Указ. соч. S. 3.

[24] Тот же вывод по данным топонимии см. в Гусельникова М.Л. Полукальки в топонимии Русского Севера. Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1994. С. 233.

[25] Этимологию см. в Матвеев А.К. Материалы для словаря финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 232-233.

[26] Этимологию см. в Матвеев А.К. Новые данные о ненецких заимствованиях в севернорусских говорах // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 73.

[27] См. о них подробнее: О.А. Теуш. Ненецко-коми-русские лексические параллели // Финно-угорское наследие в русском языке. Вып. 1. Екатеринбург, 2000. С. 95-120.