Н.К. Онипенко
(Москва, ИРЯ РАН)
«Единый временной период», «независимый таксис» и синтаксис присоединительных конструкций
Одно из направлений исследовательских интересов Михаила Алексеевича Шелякина - это эгоцентрическое измерение в грамматической системе русского языка [Шелякин 2005: 208-241]. Рассматривая грамматические категории под антропоцентрическим углом зрения, М.А. Шелякин превращает грамматику сугубо описательную в объяснительную; сохраняя строго системный подход, делает грамматику одушевленной, соотнесенной с образом говорящего, с его местом во времени и пространстве, с его интенциями, с его взглядом на мир.
Известно особое отношение М.А. Шелякина к глаголу и глагольным категориям. Известен и большой вклад профессора М.А. Шелякина в теорию глагольного вида и других категорий, предназначенных для выражения «идеи времени» - в разработку пяти функционально-семантических полей по ТФГ (аспектуальности, темпоральности, таксиса, временной локализованности и временного порядка). В связи с этим в настоящей работе предлагается обсудить возможность соединения категорий функционально-морфологических и семантико-синтаксических, возможность интерпретации категории таксиса в свете грамматического эгоцентризма.
После статьи Р.О. Якобсона о шифтерах в лингвистической науке наметилось три направления в изучении понятия таксиса. Одно развивает идеи Р. Якобсона о темпоральной, но не шифтерной сущности таксиса. Это работы Санкт-Петербургской грамматической школы.
Таксис определялся Р.О. Якобсоном как нешифтерная категория, которая обнаруживается в соединении минимум двух глагольных форм - двух спрягаемых или спрягаемой и деепричастия, т.е. как категория, которая «характеризует сообщаемый факт по отношению к другому сообщаемому факту и безотносительно к факту сообщения» [Якобсон 1972: 101], характеризует только во временном плане. Временное понимание категории таксиса оказалось тесно связанным с проблематикой точки отсчета, дейксиса (Ю.Д. Апресян), режима интерпретации (Е.В. Падучева), предикативности (В.А. Плунгян).
Интересно, что в начале XX века А.М. Пешковский в работе «Русский синтаксис в научном освещении» фактически сформулировал интерпретацию деепричастия как формы, предназначенной для вторичного временного дейксиса; он писал: «Математически это можно было бы выразить пропорцией: «время» деепричастия так относится ко «времени» глагола, как «время» глагола ко времени речи [Пешковский 2001: 126].
Идеи Р.О. Якобсона получили свое развитие в томах ТФГ и ПФГ, а также в работах последователей ТФГ, в которых рассматриваются частные значения таксиса как одной из категорий, воплощающих в языке идею времени. А.В. Бондарко, В.С. Храковский, Н.А. Козинцева и другие авторы ТФГ расширили и конкретизировали понятие таксиса, добавив к хронологическим свойствам таксисных пар отношения обусловленности, а также модальные элементы и отношения характеризации. При этом возникла проблема отграничения таксиса от относительного времени. В.С. Храковский, признавая близость этих категорий, интерпретировал факт введения термина «таксис» следующим образом: «...эта терминологическая замена позволила подвести под понятие, обозначаемое термином ́таксис̀ не только традиционно учитывающиеся финитные глагольные формы относительного времени, но и многочисленные и разнообразные формы, имеющие то же самое значение» [Храковский 2003: 37]. А.В. Бондарко сформулировал отличие таксиса от относительного времени при помощи понятия «единого (целостного) временного периода»: таксис - это соотнесение временных значений «в рамках целостного периода времени, охватывающего значения всех компонентов выражаемого в высказывании полипредикативного комплекса» [ТФГ 2001: 234-238]. А в книге 2002 г. А.В. Бондарко предлагает такое определение: «Инвариантное значение таксиса может быть определено как выражаемая в полипредикативных конструкциях временная соотнесенность действий, соотнесенность в рамках единого временного плана» [Бондарко 2002: 505]. Теория таксиса в варианте ТФГ перешла на тот этап своего развития, когда нужно ответить на вопрос, какие пары глагольных форм не относятся к таксису и почему, поэтому критерий «единого временного периода» становится дифференциальным признаком для разграничения таксисных и нетаксисных пар.
Другое направление развивается в рамках общей морфологии и представлено работами В.А. Плунгяна и его учеников; в этих работах таксис рассматривается как изменение точки отсчета для предикативных (актуализационных) категорий и, следовательно, встраивается в ряд дейктических категорий как явление вторичного дейксиса [Плунгян 2000].
Третье направление - это концепция коммуникативной грамматики [Золотова и др. 1998; 2004]: понятие таксиса в КГ интерпретируется как грамматическая соотнесенность двух предикативных единиц, т.е. как грамматическая техника межпредикативного взаимодействия, грамматическая база межпредикативных отношений. При этом значительно расширены не только категориальная база таксиса (три категории - модальность, время и лицо, а не одна - время), но и объект: категория таксиса обнаруживается между самостоятельными предикативными единицами в рамках сложного предложения; между предикатами, выраженными финитными формами в осложненном, в осложненных предложениях с деепричастием и причастиями, а также в предложениях с девербативами, деадъективами, инфинитивами и др. признаковым синтаксемами. Такой подход переводит понятие таксиса из плана морфологии в план синтаксиса и соотносит с традиционными объектами синтаксиса - предложением сложным и осложненным. Здесь нас будет интересовать только пара глагольных предикатов, соединенных союзом И, что в теории таксиса принято обозначать термином «независимый таксис», а в синтаксисе осложненного предложения распределять между двумя типами отношений - соединением (сочинительные конструкции, однородные сказуемые, двусказуемные предложения) и присоединением (присоединительные конструкции).
В КГ различаются два режима работы предикативных категорий: от модуса (реального говорящего, повествователя или персонажа) - самостоятельная предикативная единица, от диктума, от рядом стоящей предикативной структуры, и это зависимая, таксисная предикативная единица. В таксисных финитных парах действуют оба направления дейктических категорий: аффиксы времени указывают на связь с одним модусом, а вид выражает таксисные отношения в линейной последовательности предикатов, т.е. обнаруживает то, что в концепции А.В. Бондарко называется «синтагматической доминантой» [Бондарко 2002: 517].
КГ уточнила понятие «единого временного плана», или «целостного временного периода», соотнеся таксис с модусом и субъектом модуса. Правило односубъектности для деепричастия было уточнено как применительно к диктуму, так и к модусу. Примеры с глаголом оказаться свидетельствуют о том, что требование односубъектности должно быть применено не только к диктуму, но и к модусу (*Гость, приехав вчера, оказался биологом; ?Предположив самое худшее, он оказался прав; Приехав к 8 утра, он оказался 20-м в очереди). Грамматически правильную таксисную пару образуют те формы, которые относятся не только к одному субъекту диктума, но и к одному субъекту модуса, к одной точке зрения, т.е. контролируются одним сознанием. Соедиение категории таксиса и точки зрения переводит проблематику таксиса и ее «синтагматическую доминанту» на уровень синтаксиса текста.
По-видимому, именно «синтагматическая доминанта» требует от исследователей категории таксиса внимательного отношения к работам по синтаксису и стилистике художественного текста. Известно, что при интерпретации сочинительных конструкций синтаксисты различают соединительные и присоединительные конструкции. А.М. Пешковский, предлагая способы разграничения сочинения и подчинения, ввел критерий «обратимости»: для сочинения возможно изменение порядка следования компонентов, для подчинения - оно или невозможно, или затруднено. Он же обратил внимание на переходные случаи, когда отношения выражаются союзом И, но порядок следования компонентов фиксирован и перед союзом И «хочется поставить тире». Позже В.В. Виноградов в работе «Стиль «Пиковой дамы», рассматривая соотношение субъектных сфер в пушкинском тексте, обратил внимание на «сдвинутые конструкции», которые он отнес к сфере «изобразительного синтаксиса». Речь идет о примерах типа Она разливала чай и получала выговоры за лишний расход сахара; она вслух читала романы и виновата была во всех ошибках автора; она сопровождала графиню в ее прогулках и отвечала за погоду и за мостовую.
Или: у себя принимала она весь город, наблюдая строгий этикет и не узнавая никого в лицо...
В.В. Виноградов указал на то, что в этих конструкциях устанавливаются присоединительные отношения, которые соединяют несоединимое, обнаруживают диалогическое противостояние двух субъектных сфер [Виноградов 1980: 233-234].
В.В. Виноградов в книге «Стиль Пушкина» (1941 г.) писал: «Но суть, конечно, не в употреблении или постановке тире, а в том особом методе связи синтагм и предложений, который основан на принципе субъективного, несколько неожиданного и, во всяком случае, предполагающего какой-то перерыв или пропуск или рассчитанного на эмоциональный эффект присоединения. Присоединительными, открытыми или сдвинутыми можно назвать такие конструкции, где части не умещаются сразу в одну смысловую плоскость, логически не объединяются в целостное, хотя и сложное представление, но образуют цепь последовательных присоединений, взаимные отношения которых не усматриваются из союзов, а выводятся из намеков, подразумеваний или из сопоставления предметных значений. Смысловая связь здесь основана не на прямом логическом соотношении словосочетаний и предложений, а на искомых, подразумеваемых звеньях» [Виноградов 1999: 329-330].
В «Словаре Языка Пушкина» присоединительный союз И соотносится уже с тремя синтаксическими смыслами: добавлением (синоним. притом), противопоставлением, следствием [Словарь... 2000, т. II, 174].
После работ В.В. Виноградова по стилистике художественного текста термины присоединение, присоединительные связи, присоединительные конструкции появились и в грамматике, в исследованиях грамматических (синтаксических) объектов. При этом давались как узкие, так и очень широкие определения этих понятий. Например, в статье С.Е. Крючкова [Крючков 1950] присоединительная связь понималась очень широко: и как союзное соединение в рамках простого предложения, и как сегментирование (парцелляция) простого предложения, и как отношения между частями сложного предложения, и как отношения между текстовыми фрагментами. Широкое толкование присоединительных отношений найдем и в учебнике А.Н. Гвоздева, который пишет: «Союз и отчетливо выражает присоединительные связи, когда он стоит внутри второго предложения, перед словом, носящим логическое ударение: Прения по докладу были оживленными, выступал и докладчик» [Гвоздев 1973: 226]. Тем самым к присоединению были отнесены и те случаи, которые обычно интерпретировали не как союз И, а как частицу И.
В системном синтаксисе конца XX века присоединение стало интерпретироваться как явление периферийное, относящееся к сфере экспрессивного синтаксиса, синтаксиса речи (Ю.В. Ванников; А.П. Сковородников, Н.П. Киселева), тем самым понятие присоединения было соотнесено с «актуальным членением предложения». Так, в статье Н.П. Киселевой сущность присоединения определяется следующим образом: «союзы не только сигнализируют о прерывистом характере подчинительной связи словоформ, а следовательно, двухактности высказывания, но и осуществляют связь между ремами, единицами актуального, а не формально-грамматического членения предложения» [Киселева 1980: 73]. Такой подход привел к необходимости пересмотра самого системного статуса присоединительных отношений: В.З Санников предложил вывести присоединение за пределы системы сочинительных конструкций [Санников 1989: 10].
Исследование таксисных пар прошло мимо проблемы присоединения. После статьи Р. Якобсона связанные соединительным союзом глагольные пары принято относить к сфере независимого таксиса, не ставя вопроса о том, как отличить собственно соепдинение от присоединения.
Во всех исследованиях по таксису выделяются единицы зависимого и независимого таксиса. Г.А. Золотова выступила с критикой такого деления, назвав понятие независимого таксиса оксюморонным [Золотова 1995: 101]. Действительно, в понятии независимый таксис не ясно, от чего не зависит глагольная словоформа или синтаксическая конструкция. Предикативные компоненты сложного предложения являются взаимосвязанными, и следовательно, между ними наблюдается и взаимозависимость, иначе бы сложное предложение не рассматривалось как целостная единица, а в языке существовали только простые единицы. Но человеческому сознанию свойственно объединять факты, события и устанавливать между ними причинно-следственную связь. Поэтому предикативные единицы в сложном предложении, при так называемом независимом таксисе не могут быть свободными. Таксисная связь при «независимом» таксисе выражается категорией вида и порядком слов: Пришел и сказал отличается по смыслу от предложений Сказал и пришел, Пришел и говорил. |
Бондарко А.В. Теория значения в системе фнкциональной грамматики: На материале русского языка. М., 2002
Ванников Ю.В. Синтаксис речи и синтаксические особенности русской речи. М., 1979.
Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» // О языке художественной прозы. Избранные труды. М.,1980
Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М., 1999
Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. Т. II. Изд. 4-е, М., 1973.
Золотова Г.А. Монопредикативность и полипредикативность в русском синтаксисе//Вопросы языкознания. №2. - М., 1995. -С. 100, 101, 106.
Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998
Киселева Н.П. Присоединительные конструкции с союзами «причем» и «притом» // Синтаксические связи в русском языке. Владивосток, 1980
Крючков С.Е. О присоединительных связях в современном русском языке// Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1950.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992.
Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида. Семантика нарратива. М., 1996.
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 2001.
Прияткина А.Ф. Союзные связи в простом предложении. Владивосток, 1978
Санников В.З. Русские сочинительные конструкции: Семантика. Прагматика. Синтаксис. М., 1989.
Сковородников А.П. Экспрессивные синтаксические конструкции современного русского литературного языка: Опыт системного описания. Томск, 1981.
Словарь языка Пушкина, т. II, М., 2000, с. 173-176
Словарь русского языка в четырех томах. Изд. 2-е. М., 1981, с. 625-626
Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. - М., 2001. -С. 234-240.
Толковый словарь русского языка. Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. I, М., 1935, с. 1123-1125.
Шелякин М.А. Язык и человек: К проблеме мотивированности языковой системы. М., 2005
Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
Храковский В.С. Категория таксиса (общая характеристика) // Вопросы языкознания. - М., 2003. -С. 33, 37
Храковский В.С. Таксисные конструкции (опыт классификации)// Теоретические проблемы функциональной грамматики. Материалы Всероссийской научной конференции. - Санкт-Петербург, 2001. -С. 110-111.
Якобсон Р.О. Шифтеры и другие глагольные категории и русский глагол. В кн.: Принципы типологического анализа языков различного строя. - М., 1972. -С. 101, 106. |